Красное стекало по рукам. Канаме ещё не привык к новой силе, она владела им, бежала по венам, наполняя с каждым новым всплеском всё большим могуществом. Вампир, истинный король, он шёл как в трансе, он не обращал внимания на происходящее. Час, два ли, может, целая вечность. На губах ещё стоял медный вкус крови чистокровной, а в ушах ещё звучали её предсмертные слова. Глубокий вдох. Никогда, никому не мог он показать своей слабости, одна слабина, одна ошибка - все усилия, затраченные за столь долгое время, пойдут крахом, он не сможет с этим ничего поделать. Куран познал это ещё в глубоком детстве: он был настолько уникальным и редким животным, что, в отличие от многих, не мог позволить себе очень и очень большой части того, что было позволительно низшим, более слабым. Он был сильнее, мудрее, а, значит, не имел права допускать ошибок. Ни сейчас, ни в какой бы то ни было иной раз.
   Вампир входит в общежитие, тихо ещё, все на занятиях. Поднимается медленно по широкой лестнице, замирая у порога своих покоев. Там, внутри, есть тот, кто рискнул потревожить его, кто сейчас увидит его так, как, возможно, не видел никогда раньше. "Убить?" Это не так сложно: достаточно одного взгляда, чтобы уничтожить такое хрупкое тело, не дать возможности созерцать так, как есть он сейчас. Или же можно показать, вывернуть наизнанку, чтобы испугались, отпрянули. Неужели ты не видишь, насколько жесток и страшен твой король, зачем же ты всё ещё его ожидаешь, глупая?
   Мягко дверь отворяется, Канаме входит, не прикрывая створки. Если девушка посчитает нужным, то закроет сама. Из-под чёрных волос смотрит на неё волчий взгляд истинного не прирученного зверя, полный плещущегося алого, полный приглушённого голода, уталённого самой силой. На его белом лице длинные красные подтёки, его руки будто облачены в перчатки - по ним липко цепляется к одежде то, что когда-то было чужой плотью. Его костюм, всегда сияющий снежной чистотой, запятнан отвратительными следами, сгустившейся кровью. Мужчина не скажет ничего. Он будет просто ожидать. От неё сейчас зависит, будет ли она жить или...

Смотрит спокойно по-волчьи хищно, медленно кроваво-чёрные зрачки перекатываются по веку от угла глаза, когда девушка его обходит. Куран следит за ней лишь взглядом, ни один мускул на лице не дрогнул. I want to reconcile the violence in your heart Девушка задаёт такой простой и такой уместный вопрос, мужчина молчит некоторое время, после медленно кивает, будто только-только понял, что его спрашивают, до этого же мысли витали где-то далеко. Царственная ладонь поднимается, касаясь её щеки. С по-звериному гибких пальцев стекают вниз к рукаву остатки пиршества, вязкая пахучая отвратительно уже коричнево-багровая кровь отпечатком замирает на бледной коже. Что отразится в глазах твоих, когда ты, оголённая, как нерв, будешь стоять перед ним, подвластная изуверу, не имеющему прощения и не ищущему его? I want to recognize your beauty is not just a mask
   - Это кровь чистокровной Шизуки Хио.
   Губы почти не шевелятся, они сочны и полны чужого цвета, оборванных лепестков жизни, давно прекратившей своё существование. Ночи в Лунном общежитии темны, но кому здесь нужен свет, смущающий умы? You want to exorcise the demons from my past
   - Хочешь?
   Холодное запястье ложится на скулу, в крови и грязи чудесные золотые локоны, вьющиеся мягкими кольцами, падающие на аристократичные плечи. You want to satisfy the undisclosed desires in my heart

- So.
   Канаме отвечает кратко, спокойно, бесстрастно. Его не волнует ничего, что происходит в этом мире, его не волнует ничего, что происходит в её голове. Что она придумает, как скажет, застынет ли в ужасе, убежит ли, отпрянет, решит ли испить или нет. То её выбор, то её страдания. Это слегка занимает, эти существа вокруг него, они все такие неловкие часом, такие своеобразные. И убить жалко, и отпустить глупо. И что же ему с тобой делать?
   Мужчина, пожалуй, лучший из мужчин, отворачивается. Есть ли смысл говорить о том?
- Я хотел бы остаться один, Лука.